Передовые части вермахта, не встречая сопротивления, проскочат с ходу к мосту и там завязнут в нашей обороне. Они вряд ли будут далеко от обочин дороги обшаривать местность. Зачем им это нужно? Русские с опорного пункта сбиты, и теперь нужно быстрее их гнать, чтобы они не пришли в себя и не успели подготовить оборонительные позиции дальше по дороге. Когда головное подразделение остановится перед позициями нашего узла обороны, следующие за ним части, вряд ли будут сильно беспокоиться за свои фланги. Ведь недавно по дороге проследовали их «комрады», боковых ответвлений у шоссе нет, местность непроходима для техники, а значит, никаких неожиданностей с флангов быть не может. Поэтому они должны спокойно сконцентрироваться у моста и вдоль дороги, ожидая, когда этот очередной заслон русских будет сбит. Вот тут-то мы и ударим одновременно. Моторизованная группа с тыла, со стороны Пружан начнёт наматывать на гусеницы КВ кишки гитлеровцев, не добравшихся до нашего огненного мешка.
Этот план, уже совершенно ничего не скрывая, я и довёл до подчинённых на совещании командиров мехгруппы. Его я собрал сразу же, как только мы добрались до места дислокации танковой роты. Пока красноармейцы и младшие командиры занимались маскировкой прибывшей техники, мы заседали в большой палатке до четырёх часов утра.
После совещания, отдав последние распоряжения, я вышел на улицу. Уже было совсем светло, но гула немецких самолётов не было слышно. Только ржание лошадей и отдалённые звуки канонады нарушали первозданную тишину раннего утра. Причиной, нарушившей это спокойствие, явились Шерхан и Якут. Они, выполняя мой приказ, взяли у старшины пехотной роты пароконную повозку и теперь, восседая на телеге, ожидали моего выхода из палатки, а лошади громко ржали, недовольные столь ранним выходом на свою трудовую вахту.
Я решил сам проинспектировать качество маскировки подразделений, занявших позиции вдоль шоссе. Одно дело, если недочёты обнаружит сержант Кирюшкин и совершенно другое, если об этом скажет командир бригады. Я могу вздрючить и командира дивизиона, если его подчинённые допустили халтуру. Это тебе не учения в мирное время, где каждый стремился поменьше вкалывать, напуская туману в глаза начальства. Здесь за малейший недочёт можно умыться кровью. Немцы — вояки хорошие, опытные. Внимательный глаз ветерана уловит несоответствие некоторых мест окружающему ландшафту даже при движении на большой скорости. Поэтому я решил, что за малейшее нарушение маскировки, если его не устранят к 18–00, буду наказывать строжайшим образом. Вплоть до трибунала за саботаж и содействие гитлеровцам. Ясно, что в военное время это означало для человека расстрел в ближайшие несколько часов безо всяких оправданий.
Лошадей, как средство передвижения я выбрал не случайно. Во-первых, одиночная телега — абсолютно не интересный объект для самолётов люфтфаффе. Во-вторых, скорость её невелика. Проезжая на ней и осматривая позиции дивизионов и пулемётные точки, можно разглядеть любые огрехи в маскировке. Времени, конечно, эта неспешная езда займёт немало, но грандиозность предстоящей операции оправдывала подобную расточительность.
До наших засадных позиций мы добирались больше часа, а, чтобы преодолеть все двенадцать километров позиций обороны, нам понадобилось времени в четыре раза дольше обычного. И дело не в том, что шоссе было забито отступающими войсками и беженцами, вовсе нет. Просто в пути нам приходилось слишком часто останавливаться, так много было различных недостатков в маскировке. Я всё горло сорвал, распекая нерадивых командиров. Хотя, если прямо сказать, народ подошёл к делу ответственно и почти все недочёты выявил Якут своим, особо натренированным взглядом охотника. На взгляд обычного командира, особых недостатков я не заметил.
До наблюдательного пункта 681 полка, находившегося за мостом, мы добрались только в одиннадцать часов дня. Спрыгнув с телеги, я приказал Якуту и Шерхану после обеда повторить эту инспекционную поездку, указав командирам на неисправленные недочёты. А уже под вечер сам собирался проехать этим же маршрутом. И тогда уже командирам, не исправившим своих ошибок, не поздоровится.
На НП, кроме командира 681 полка майора Чекалина, был и мой заместитель Осипов. Виктор Александрович подробно рассказал о том, как они с Фроловым поднимали гаубичные полки по тревоге. А было это ещё до начала бомбардировок. Первые два полка выступили в сторону Ружан ещё в 2-40, потом прибыли бригадные трактора, и карусель с передислокацией этого Резерва Главного Командования закрутилась в полную силу. Комиссар, сопровождая 528 и 554 гаубичные полки в сторону Ивацевичей, отбыл в 16–20. Как сообщил прибывший от него делегат связи, эти артполки добрались до места благополучно и сейчас занимают позиции согласно доведённому из штаба бригады приказу.
— Кажется, на том направлении всё тоже получается как надо, — подумал я, — только, конечно, у Ивацевичей огонь послабее будет, но ничего, немчуре и этого мало не покажется.
Командир 681-го Чекалин объяснил мне и причину того, что шоссе сейчас практически пустое. Оказывается, передовые части немцев заняли Пружаны, но утром были выбиты оттуда частями 20 танковой дивизии. В настоящее время в окрестностях города продолжается жаркий бой между танкистами и наседающими на них гитлеровцами. Сведения эти были почерпнуты не только из опросов, вывозимых из Пружан раненых, но и из передач радиосвязи, которая, хоть и была неустойчивой, но иногда всё же удавалось услышать штаб 30-й танковой дивизии. Бойцы дивизии знали, что позади них встали противотанкисты, может быть, это обстоятельство и давало им силы так упорно контратаковать немецкие войска.