Если бы не захват в плен английского шпиона, то, наверняка, меня бы уже арестовали и объявили агентом Антанты. Англия и Франция уже с сентября воевали с Германией. И было бы естественным предположить, что майор Черкасов, ратующий за втягивание СССР в эту империалистическую разборку — их агент влияния. Причиной мягкого и снисходительного ко мне отношения являлось и то, что в Финскую войну я получил тяжёлую контузию. Всё командование, которое имело хоть какое-то отношение к моей судьбе, просто считало майора Черкасова полным психом, но при этом, довольно энергичным и управляемым. Одним словом, весьма полезным участником в любой неожиданной заварушке. К тому же, этот майор, почему-то, имел поддержку из ГПУ РККА.
Вот в такой обстановке вокруг меня, я и жил до появления Нины. Для начальства являлся неудобным и нудным субъектом, постоянно пытающимся доказать злые помыслы нацистов. Для сокурсников — не очень компанейским, но в то же время простым как дубовая доска парнем, который с лихвой компенсирует свою интеллектуальную ущербность тупой зубрёжкой и ослиным упрямством.
После того, как Нина стала жить со мной, я для внешнего окружения здорово поменялся. Перестал постоянно капать на мозги другим о неотвратимости войны с Германией и необходимости забыть обо всём другом и заниматься только подготовкой к этой войне. Теперь я в первых рядах спешил после занятий вырваться из академии. Уже не стремился выехать в войска или на полигоны.
Нина начала заниматься повышением уровня моего развития. Каждый день, под вечер мы стали посещать разнообразные очаги культуры. Музеи, театры, иногда выставки, или кино. Теперь мне постоянно не хватало денег. Приходилось занимать у своих товарищей. Но они всё понимали — как же, к Черкасову приехала жена. О том, что это никакая не супруга, не догадывалось даже начальство. Все были уверены, что, наконец, семья Черкасовых воссоединилась, а ребёнок остался у родителей на Урале. Я, естественно, никого не разубеждал, наоборот, на вопрос нашего парторга:
— Слушай, Юра, как вам там, в общежитии, не тесновато? — стал наглым образом плакаться о том, что общежитие совершенно не приспособлено для семейного проживания. Там нет даже женского туалета и кухни, где можно приготовить обед. Потом, ничуть не смущаясь, глядя на парторга честными глазами, заявил:
— Петрович, ты бы посодействовал, чтобы нам выделили, какое-нибудь цивильное жильё. Можно было бы тогда и ребёнка привезти и, вообще, зажить нормальной жизнью.
— Ладно, Черкасов, пиши заявление и обязательно укажи, что перевозишь в Москву семью. Выделят тебе хорошую комнату, а может даже и квартиру. Всё-таки, ты у нас орденоносец, к тому же, состоишь в когорте старших командиров, да и академию скоро закончишь. Наверняка, после окончания присвоят очередное воинское звание. А при таком статусе, негоже с семьёй болтаться по общежитиям и казармам. Кстати, уже был разговор о выделении тебе постоянного жилья в Москве. Там и жену твою пропишут, тогда вам материально станет полегче — она сможет устроиться на работу. А то уже слухи пошли, что средств не хватает, и ты начал побираться по всему общежитию. Вот же гордый какой — сам не обратился с просьбой о выделении жилплощади. Приходиться партии беспокоиться о твоём благополучии.
На мгновение мне стало стыдно за свой обман, захотелось отказаться от возможности получить нормальную жилплощадь. Но потом этот порыв затопила волна беспокойства о Нине. О том, что я теперь являюсь её единственной опорой в жизни. И если со мной что-нибудь случится, нужно хоть каким-то образом обеспечить её благополучие.
Я знал — скоро война, и, несмотря на то, что в моей реальности немцы оккупировали Москву, постоянная прописка и жильё могут дать ей шанс продержаться, если даже это страшное событие сбудется и в этой реальности. Поголовно всех эти звери уничтожать не будут. Они расчётливые, и им нужно много рабов. Если человек по национальности не еврей, не больной, или инвалид, не являлся функционером компартии, то он с большей долей вероятности выживет при захвате немцами города. А дальше — дело случая и везения.
А глобально, будущее наших женщин, детей и стариков, зависит только от нас. От нашей стойкости и готовности жертвовать собой ради общего счастливого завтра. Любое государство обречено, если у него нет хотя бы тысячи граждан, готовых пожертвовать своею жизнью ради общего блага. Мне казалось, что страна стала сейчас хоть немного, но сильней. Ведь в Финскую войну, по сравнению с реальностью, откуда я появился, погибло на сто восемьдесят тысяч человек меньше. А это большая сила. Если перевести в понятные мне образы, то это целых шестнадцать полнокровных обстрелянных дивизий. И пускай многие из этих людей сейчас в запасе, но после мобилизации это будут стойкие, уже нюхавшие порох бойцы. Они покажут этим фашистским ублюдкам, что значит русский солдат. Умрут, но защитят свою родину, и это уже было в недавнюю Финскую войну. Что касается меня, то я буду биться с этой мразью до конца, даже если придётся — за Уралом, в Сибири.
Несмотря на моё знание о неизбежности войны, в душе всё-таки теплилась надежда, что она в этой реальности случится хоть годиком позже. Гитлер же не совсем дурак, его генералы должны были проанализировать итоги Финской войны и сделать для себя выводы. Красная армия даже при организационном бардаке показала себя весьма боеспособной.
Несмотря на погодные условия и много лет подготавливаемые укрепления, мы, практически за четыре месяца разбили Финскую военную машину. Вряд ли ещё какая-нибудь армия мира смогла бы это совершить. Сомневаюсь, что немецкие аналитики всерьёз воспринимали империалистическую пропаганду о том, что бедная, маленькая, почти беззащитная Финляндия чуть ли не полгода успешно отбивалась от азиатских орд. Наверняка немецкие генералы были хорошо осведомлены о реальном положении дел: что финская армия была весьма крепким орешком, к тому же поддерживалась всем народом. Некоторые части, например, егеря по своим боевым качествам превосходили даже аналогичные немецкие подразделения. А уж про линию Маннергейма я и не говорю. В первую мировую войну, под Верденом немцы потеряли больше людей, чем мы за всю Финскую компанию. Наши потери были даже меньше, чем принято определять по канонам военной науки при штурме укреплённых позиций. И это зимой, почти при отсутствии коммуникаций, с враждебным отношением местных жителей.