— Ну, ты, Черкасов, и буржуй! Я в жизни не видала таких продуктов. А уж чтобы их попробовать, об этом даже и не мечтала. Да и про свою солдатскую конуру ты тоже приврал. Шикарная комната у тебя, а если сравнить с нашим общежитием, то, вообще, обалдеть. Обычно в нашей общаге на такой площади проживают четверо студентов, а бывает, что и вшестером ютятся.
— Во, Нинулька! Теперь ты чувствуешь, с каким мощным человечищем тебя свела судьба. Старший командир Красной Армии, это тебе не хухры-мухры.
Смеялись мы так, что в чувство нас привёл только нервный металлический стук, раздавшийся от батареи отопления. Какой-то сосед, скорее всего снизу, наверное, заучился и с азартом срывал свою ненависть к заумным мыслям военных теоретиков, долбя железным предметом по батарее. Я его прекрасно понимал. Бывало, непосильный труд по изучению очередного толстого фолианта приводил мою психику в такое состояние, что при малейшем постороннем шуме я брал в руки гантель и с наслаждением долбил ею по железной трубе.
Прекратив смеяться, мы занялись делом. Нина начала накрывать стол, предварительно очистив его от книг. А я занялся снабженческими операциями. Прошёлся по соседям, набирая пустые тарелки и столовые приборы, принёс кипятку и заправил водой умывальник. Минут через тридцать всё для королевского ужина было подготовлено. Все блюда на стол не поместились, пришлось заставить посудой и обе моих табуретки. Сами мы расположились на кровати, поближе придвинув к ней стол.
В этот вечер я был в ударе, непрерывно шутил, а когда был серьёзен, цитировал различных умных людей, в основном, конечно же, военных теоретиков. Всё-таки, за эти десять месяцев какая-то толика знаний прочно осела в моей голове. Одним словом, как мне показалось, произвёл нужное впечатление на Нину. Я надеялся, что теперь она уже не будет ассоциировать меня с тупым солдафоном.
Когда шутки, почерпнутые мной из романов Ильфа и Петрова, начали подходить к концу, я решил приступить к штурму столь вожделенной мною крепости. Когда первая попытка окончилась неудачей, я отступил на заготовленные заранее позиции. А именно, достал из заначки бутылку красного сухого вина. Шампанское у нас уже закончилось. На протесты Нины я значительно и торжественно заявил:
— Ты знаешь, что это за напиток? Это же любимейшее вино самого товарища Сталина — Хванчкара. Если ты уважаешь нашего вождя, то просто обязана распить со мной эту бутылку.
На это у моей принцессы не нашлось слов, и она обречённо протянула мне свой стакан. К сожалению, бокалов на всём нашем этаже ни у кого не оказалось.
После второго тоста, мельком глянув на раскрасневшуюся Нину, я строгим и значительным голосом спросил:
— Нина, ты была пионеркой?
Этим неожиданным вопросом, я ввёл её в ступор. Она, испуганно глянув на меня, машинально ответила:
— Конечно!
Тогда я, кашлянув для солидности, продолжил:
— Тогда ты должна хорошо знать и выполнять все обязанности этого резерва нашей коммунистической партии. Помнишь главный лозунг пионерии — Всегда готов? А как рапортовать на линейке старшему пионервожатому, надеюсь, ты ещё не забыла? А теперь представь, что это я твой пионервожатый. Всё-таки, я старше тебя и, к тому же, член партии. Поэтому, ты должна выполнять все мои пожелания и быть всегда готова.
Как только я закончил свой шутовской монолог, то сразу получил удар в плечо кулачком. Затем последовал возглас:
— Какой же ты, Юра, дурашек!
После этого она сама меня обняла и начала целовать. При этом тихо шептала:
— Глупенький! Неужели непонятно, я в тебя влюбилась сразу же, как увидела. После нашей встречи в госпитале я думаю только о тебе и только тебе могу принадлежать. Правда же, я распущенная дура, не хочу знать, что ты женат и у тебя есть сын.
— Девочка моя! У меня есть только ты! Та семья — это жизнь другого человека. Умоляю, верь мне! Дороже тебя у меня нет никого и ничего на свете!
Это были последние мои сознательные слова. После того, как почувствовал, что пальчики моей феи начали расстёгивать пуговицы на гимнастёрке, сознание помутилось, и я провалился в блаженную нирвану. Сквозь эту пелену, я едва расслышал слова, моей принцессы:
— Юрочка! Только…, у меня ты первый…, ничего ещё не было….
Всю эту чудесную ночь я раз за разом штурмовал мою прекрасную крепость и всё время успешно. Только под утро мы, вконец обессиленные, забылись в крепчайшем сне. Мы проспали все занятия. А моя хвалёная самодисциплина, как и зарядка, методично проводимая каждое утро — накрылись медным тазом.
После встречи с Ниной наступил самый счастливый период в моей жизни. Я любил и был любим. Академия и все стратегии вместе с тактиками отступили на второй план. Ах, если бы такая жизнь могла продолжаться вечно! Я готов был бы провести её в шалаше, землянке, в сарае, питаться одними сухарями и простой водой — только чтобы со мной была Нина, и никакой войны. Но разве можно остановить этих коричневых пауков, неотвратимо ползущих к нашим границам? Только хорошим ударом железным ломом, или осиновым колом, можно было привести в чувство немецкий народ. Снять заклятие, наложенное на него фашистской нечестью.
Самое кошмарное было знать, что война с Германией неизбежна, и что ты полностью бессилен как-нибудь донести это руководству страны. А я пытался это сделать различными способами, даже дошёл уже до того, что отослал письмо товарищу Сталину. Под своей фамилией, с указанием точного адреса и перечислением заслуг, которые совершил во славу государства. Хоть я и не любил хвалиться и выпячивать себя, но в данном случае посчитал, что это хоть как-то увеличит степень доверия к письму. Однако никаких положительных реакций на все мои напрасные потуги я так и не дождался. Единственно, чего мне удалось добиться — получить репутацию склочного маньяка и кровожадного любителя повоевать.